продолжаем деанон
это был единственный текст, написанный мной для команды
и он ясно показал - если уж идешь художником, то лучше им и оставайся

не, художник я тоже хреновый, кто ж спорит то ))))но мне очень надо было отвлечься вот основной картинки и ейного сюжета.
и родился этот...недоюмор с уползанием
и да, мне за него стыдно.
долго сомневалась, и все же
притащила в команду ..хоть и вообще без расчета, что его возьмут в выкладку
(внеконкурс разве что)))просто,
раз уж написала - то чего б и не показать ?
но как же я рыдала...и ржала...и ржала, и рыдала....
кажется, вот опять истерика )))))когда в комменты к выкладке
читатель!
helenn-bol принесла вдохновленную именно моим безобразием
картинку

до чего же иронично...
некомандный фанарт (наверное, это все же можно назвать фанартом)
на единственный текст от единственного артера в команде
(правда, тогда еще была жива надежда , что артер в команде будет не один....)я была в ужасе

и успокоилась, только когда вывесили результаты голосования ))))
ни одного голоса моя пьеска не заработала - мир не сдвинулся с места

в общем,


Название: Стишки
Размер: драббл, 861 слово
Пейринг/Персонажи: Линь Чень, Мэй Чансу, Фэй Лю, намеки на Сяо Цзинъянь/Мэй Чансу
Категория: джен, намеки на слэш
Жанр: юмор
Рейтинг: G
Краткое содержание: Одноактная пьеса без смысла.
Примечание/Предупреждения: авторское чувство юмора, шутки-самосмейки

«Стишки»
Одноактная пьеса без смысла.
Действующие лица:
Линь Чэнь — молодой повеса, хозяин Архива Ланъя
Мэй Чансу — Линь Шу, Су Чже, Сяо Шу… друг Линь Чэня
Фэй Лю — телохранитель последнего.
Тишина и утонченная простота внутренних покоев Архива Ланъя. Огромные окна во всю стену, за которыми — горы. В центре сцены — жаровня, столик с чайным набором и блюдом мандаринов. Рядом сидит Мэй Чансу и читает книгу. Изредка он берет мандарин и кидает в произвольную сторону. Куда бы мандарин ни летел — его ловит Фэй Лю.
Это длится некоторое время, пока, наконец, за сценой не раздаются вопли «Чансу! Чансууу!» и топот приближающихся ног. Стоит прозвучать первому звуку, Фэй Лю в панике исчезает. Мэй Чансу улыбается, но стоит показаться на сцене Линь Чэню — улыбку свою тут же прячет.
Линь Чэнь (с порога): Чансу!
Мэй Чансу: Чаю?
Линь Чэнь: Чансу! Чансу, а Чансу!
Скажи мне, когда это прекратится?
Это уже невозможно! Мои служки каждый раз плачут кровавыми слезами, а самые ушлые умудряются перед этими днями заранее заболеть. И я даже не знаю, наказывать или поощрять их за это. Что-что? Говоришь, наказать, а после повысить? Сам разберусь!
(гневно взмахивая веером) Честное слово, ничего более безвкусного эти горы не видали никогда. А ведь здесь есть ящик с тупыми запросами. Даже Фэй Лю в ужасе!
Фэй Лю (выглядывая сверху на секунду): Нет!
Линь Чэнь: И только ты светишься от счастья! Не понимаю. Любовь, конечно, зла, но. . Но скажи мне, как кисть императора Великой Лян может рождать подобное непотребство? В конце концов твой Цзинъянь урожденный принц! И должен быть блестяще образован. Да если и не блестяще, то всяко достаточно, чтобы осознавать всю вульгарность этих, с позволения сказать, стихов.
Мэй Чансу: Он и осознает.
Линь Чэнь: Ха!
Мэй Чансу: Видишь ли, Цзинъянь вовсе не бездарен в стихосложении. Напротив, Цзинъянь крайне талантлив. Он не просто способен слагать сносные вирши, он опасно приближается к гениальности.
Линь Чэнь: Ха!
Мэй Чансу: Вот только еще одной гранью его таланта к стихосложению является поразительная способность выдавать ужасающе дрянные стишки. Полностью осознанно. Чаю?
Линь Чэнь: Агаа! И что-то мне подсказывает, я лично знаю того, кто открыл и выпестовал (на горе мне! Мне и всему миру!) эту поразительную (в прямом смысле поразительную!) способность.
Мэй Чансу: Естественно, знаешь. Тогда Линь Шу был полностью очарован. Неистощимыми возможностями для шалостей.
(мечтательно) Как-то раз мы даже довели до слез Ся Дун.
Линь Чэнь: Да вы и меня до слез доводите. В прошлый раз что было?
Дороже драконьей жемчужины
сливы цветок
привольно цветущий
От одного начала в дрожь бросает! А ты и рад!
Мэй Чансу: А отчего бы мне не радоваться?
Каждое из этих стихотворений, как бы ужасно оно ни было, говорит мне, что Цзинъянь ничего не забыл. И как многому научился.
Линь Чэнь: Научился!
Мэй Чансу: В вэйци. Если Линь Шу мертв, то, получив эти стишки, ты, как мой друг, просто не можешь не сжечь их на моей могиле. И тогда в загробном мире Сяо Шу вдоволь посмеется над этим безобразием. И твоими страданиями. Шутка как раз в его духе. Если же Линь Шу жив, то, видишь ли, в прежние времена за использование сего таланта не к месту Цзинъянь не раз бывал бит своим Сяо Шу.
Линь Чэнь: Вот уж! Что ж неуместней, чем заставлять всю гору (и меня) мучиться?
Мэй Чансу: И позориться на всю Поднебесную. Императору. Будь Сяо Шу жив — непременно бы не выдержал. (Молча разливает по чашкам чай) Ну, так какое же письмо пришло сегодня? Не томи.
Линь Чэнь: Да как всегда — тошнотворное. И в этот раз заявка на поэму. Слушай сам:
Пускай
сливы цветут
не в саду у меня,
но хотя бы они
цветут.
Пускай
цинь мой
звучит для другого,
но хотя бы на нем
не оборваны струны.
С каждой строчкой читает со все большим отвращением.
С каждой строчкой Мэй Чансу улыбается все довольней.
Линь Чэнь: И так еще 48 строф. Кем ты только не побывал. И фениксом в чужом гнезде, и луком, надо полагать, на чужой стене.
Мэй Чансу: Впрямь поэма. И, заметь, он все же удержался и не написал о нефритовой флейте.
Оба(хором в сторону): В этот раз.
Мэй Чансу: Конечно, чуть слабее, чем мое любимое. .
Линь Чэнь: Которое твое любимое? То, что на день поминания усопших, или то, что он прислал ко дню рождения Мэй Чансу?
Мэй Чансу: Цветочное.
Радостно воспою
Даже цветы корицы,
Если они пахнут сливой.
Великолепно же! Это вообще стоило бы повесить на воротах Архива.
Линь Чэнь: Ты! Самовлюбленный…
Мэй Чансу: Слегка перефразировав:
Восхвалите
наши цветы корицы
за аромат сливы.
Линь Чэнь (изображая, что ранен): И зачем Архив тебя лечил? Если получает столь черную неблагодарность? Даже Фэй Лю осуждает!
Фэй Лю (выглядывая сбоку на секунду): Нет!
Мэй Чансу кидает Фэй Лю мандарин. Мандарин Фэй Лю ловит и опять быстро прячется.
Линь Чэнь: Чансу. А ты ведь так и не сказал, как реагировал советник его высочества господин Мэй на подобные проявления стихотворного таланта принца Цзин.
Мэй Чансу: Господин Мэй изящно перефразировал особенно лихие пассажи, оставляя нетронутой основную мысль, но облекая ее в более пристойную, пусть и менее занимательную форму.
Линь Чэнь: Чансу. А ведь Фэй Лю еще с утра зачем-то выкрал голубя. Я было подумал, он опять.
Фэй Лю (свешиваясь сверху на секунду): Нет!
Линь Чэнь: Но голубь-то был до Цзиньлина.
Мэй Чансу: Поэма, Линь Чень. Поэма!
Линь Чэнь: И то верно.
Мэй Чансу: Чаю?